Книга Город Солнца. Голос крови  - Евгений Рудашевский

– Жуть какая-то. – Аня по неизменной привычке говорила для начала по-испански и тут же повторяла свои слова по-русски.

– Да, звучит странно, – согласилась София, – но такова была традиция. Инки боялись воспитать слабое потомство. Никогда не нянчились с ними. С первых дней каждое утро купали в ледяной воде, а спать оставляли на открытом воздухе.

Дима понял, что уже читал об этом в «Комментариях» Гарсиласо, но тогда не придал прочитанному значения, а позже, увидев рисунок Шустова, не задумался о неправдоподобии изображённого. Тут был виноват Максим. Он слишком торопил всех и самого себя – требовал немедленного решения новой загадки.

– Вот, – Максим протянул третий рисунок. Пастораль с попугаями и кукурузой. – Какая тут ошибка?

София ответила не сразу. Почти минуту рассматривала изображение, прежде чем прошептать:

– Март. Пача покой кильа. Пора созревания. Птичий сторож сгоняет с кукурузы попугаев. С ним, кажется, всё в порядке. Значит, ошибка одна. Амбар.

– У инков не было амбаров? – спросил Максим.

– Что вы, – София качнула головой, – амбары у них были, и превосходные. Вся империя на них держалась. Но само здание… У него клинчатый свод. Инки не умели складывать такие своды. Поэтому даже для своих домов чаще использовали простые тростниковые навесы, из-за чего на руинах вроде Чан-Чана все здания стоят без крыш – они давно сгнили.

София задержалась над третьим листком, но других странностей в нём не нашла, а прежде чем взять четвёртый, последний, посмотрела на Диму:

– Отвечая на ваш незаданный вопрос, добавлю, что тут тоже нет ничего примитивного.

Дима, не выпуская трость, шутливо поднял руки – показал, что забыл это слово и уже не помышлял беспокоить им Софию.

– Инки были великолепными строителями, – продолжала экскурсовод, попутно рассматривая четвёртый рисунок с изображением заснеженного мужчины в бычьей маске Ямараджи. – Когда Великий Инка захотел посмотреть, как проходит осада очередного города на западных склонах Анд, для него там построили Новый Куско – полную копию столицы, чтобы он мог наблюдать за сражениями и при этом чувствовать себя как дома. После войны Новый Куско бросили за ненадобностью.

Максим, прокашлявшись, взглядом напомнил о листке, который держала София, и ободряюще добавил:

– Это последний.

– Да, простите… Тут я не знаю, что сказать. Ноябрь. Айа маркай кильа. Праздник мёртвых. Знатных усопших в полном убранстве относили в священные места. Снег… он, конечно, выпадал нечасто и лежал высоко в горах, да и ноябрь в Перу – весенний, а не зимний месяц, как в Европе. Но я бы всё-таки не назвала это ошибкой. Вероятность снегопада, скажем так, была. А вот маска… Я ничего подобного не видела. Не знаю, какой культуре она принадлежит, но к доколониальному периоду она не имеет никакого отношения. Вы и сами знаете, что в Перу не было быков. Так что, думаю, ошибка здесь именно в маске.

Максим выхватил у Софии листок. Она не ожидала такой порывистости. С удивлением посмотрела Максиму в спину, когда тот развернулся и тут же, не прощаясь, направился к выходу. Сделав несколько шагов, остановился.

– Грасиас, – выдавил он и попытался изобразить улыбку. – Скажи ей, что она нам помогла. Думаю, теперь мы справимся с нашей… курсовой.

Аня поблагодарила Софию, напоследок обняла, чем окончательно её смутила. Наверняка из уважения согласилась бы дослушать оплаченную экскурсию, однако Максиму не терпелось разобраться во всём, что они здесь узнали. Его не могло остановить даже яркое солнце, ещё больше ослеплявшее после музейной притенённости.

Через час они уже были в гостинице. До вечера просидели над рисунками Шустова. Еду Аня заказывала в номер, а позвонившего Артуро предупредила, что сегодня ужинать к нему не придёт.

Поначалу Дима считал, что они значительно продвинулись в решении головоломки – поняли, в чём особенность всех четырёх изображений, не сомневались, что подмеченные экскурсоводом нелепости Сергей Владимирович допустил преднамеренно, но в итоге вновь упёрлись в тупик. Как их трактовать, никто не знал. Дима вернулся к материалам по истории Перу, нашёл подтверждение словам Софии, однако и это не принесло ощутимого результата. Головоломка по-прежнему оставалась головоломкой.

– Что у нас в сухом остатке? – бормотал Максим, больше вслух проговаривая собственные мысли, чем обращаясь к кому-то конкретно. Заложив руки за спину, ходил по комнате. Изредка останавливался возле окна и начинал нервно стучать пальцами по деревянной раме. – Четыре рисунка из бытовой жизни инков. В каждом сделана ошибка, напрямую связанная с главным объектом рисунка. Телега с колёсами. Мать с ребёнком на руках. Клинчатый свод. Маска Ямараджи.

– Ямараджа даже не ошибка, а какая-то глупость, – добавил Дима. – Остальное ещё можно оправдать. Мать на руках – это скорее тонкость. Такое не каждый подметит.

– К тому же над Ямараджей идёт снег, – напомнила Аня.

– И это тоже, – кивнул Дима. – В ноябре, значит, весна. Получается, сейчас у них только-только зима закончилась?! Это ж какая тут жара летом?!

Максим вновь и вновь возвращался к лежавшим на его кровати листкам. Перечислял ошибки. Пытался их как-то структурировать. Найти между ними взаимосвязь. Тщетно.

Утомившись, сел на пол возле стены. Прикрыл глаза и наконец успокоился. Больше не стучал пальцами, не подёргивал ногой, не повторял одни и те же слова.

Молчание затягивалось. Можно было подумать, что Максим вовсе уснул.

– Что теперь? – осторожно спросила Аня.

– Вернёмся в кабинет Дельгадо, – не открывая глаза, ответил Максим. – Завтра же.

– И… что там делать? – вздохнул Дима. – Мы всё обшарили. Или соскучился по своей подруге? Теперь какой спектакль? Будешь изображать её мужа?

– Маска висит в кабинете, – твёрдо сказал Максим. – Значит, и решение головоломки нужно искать там.

Глава десятая. Дoнья Пепа

Пляжа в Трухильо не оказалось. Аня и не рассчитывала искупаться в океане, у неё и купальника не было, но в первый же день попросила Максима при случае проводить её до берега, и вот сегодня он направил такси мимо поворота к таунхаусу Дельгадо, прямиком к океану.

– Прекрасно! Осталось найти прокат шезлонгов, и можно загорать. – Дима ткнул тростью в громадный валун. В щелях показались и тут же скрылись большие, размером с ладонь, крабы.

Вдоль узкой полосы берега лежали сотни таких базальтовых валунов. Они трёхметровой крепостной стеной защищали район Буэнос-Айрес от штурмовавших его волн Тихого океана. Разлагающиеся туши ближайших пятиэтажек были под стать туманному пейзажу – стояли с пустыми глазницами окон, щербинами в разбитых дверях, и жизни в них сохранилось ещё меньше, чем в домах-коробках вроде того, который некогда принадлежал Гаспару Дельгадо. Яркие рисунки на валунах, а главное, заброшенные палатки не то детской ярмарки, не то парка аттракционов вносили разнообразие в общую серость, но смотрелись по-апокалиптичному жутко. Пугала даже задиристая улыбка Капитана Америки, нарисованного на павильоне-горке и бегущего к океану, будто в надежде проломить базальтовую гряду своим вибраниумовым щитом.